Я фыркнула и снова истерически засмеялась, растирая пальцами чешущиеся глаза.

Сегодня. Ни в какой другой день, именно сегодня.

Коп добрых полминуты смотрел на меня, пытаясь найти причину моего помешательства. Уверена, собачья блевотина в подстаканнике тоже не ускользнула от его взгляда. Как, в общем-то и вид моей развалюхи. Я не мыла машину два года. Но, видимо, что-то в моем лице заставило его поверить, потому что он еще раз выслушал мою историю.

– Ладно. Позвоню в питомник. – Полицейский склонил голову к микрофону на плече. – Они избавят вас от этого опасного бродяги.

Я мгновенно пришла в себя и перестала тереть глаза.

– Нет! Его нельзя отправлять в питомник.

Рука полицейского застыла на микрофоне, и он удивленно поднял брови.

– Потому что это ваша собака?

– Нет, потому что ему будет страшно. Вы что, не видели ролики Общества защиты животных? С грустными собаками в клетках? Ну, где еще Сара Маклахлан поет?

Всю дорогу, пока шел к патрульной машине, чтобы выписать мне штраф, полицейский смеялся и никак не мог остановиться.

Когда мы с собакой добрались до дома, я прицепила квитанцию на холодильник, закрепив ее магнитиком в виде шлепки, который мы с Брэндоном купили на Мауи. От вида квитанции и магнита в горле начал расти комок, но вдруг пес сунул мне под руку свою морду, и каким-то образом мне удалось подавить подступившие слезы.

Десять утра Того Самого Дня. Я пока держусь и не плачу. Как и обещала.

Ай да молодец.

Я позвонила Кристен, которая, наверно, уже на грани нервного срыва и собирает поисковую операцию, потому что я не ответила на пять ее последних звонков. Она тут же взяла трубку.

– Что, черт возьми, случилось? Ты в порядке?

– Да, все хорошо. У меня теперь собака. Мы уже дома. А еще мне выписали штраф за остановку посреди дороги.

– Ты это серьезно, мать твою?

– К сожалению, да, – устало ответила я.

Кристен зацокала.

– Ты опять забыла про титьки? В следующий раз титьки вперед, и делу конец.

Я оттянула майку и закатила глаза, увидев располосованную грудь.

– Спасибо за совет, но лучше заплатить штраф и сохранить остатки своей гордости.

Я достала из шкафчика синюю пластиковую миску и налила в нее воды из-под крана. Пес начал жадно лакать, будто не пил несколько дней. Напившись, он толкнул миску, и та покатилась по плитке старой кухни, расплескивая воду. Я в отчаянии схватилась за голову.

Какой кошмарный выдался день.

Слишком много событий. Обычно я даже не выхожу из дома. Поэтому и не выхожу из дома. Слишком много людей и животных. Хочется махнуть рукой на солнце и вернуться в постель.

– У него на ошейнике указан номер телефона. Я тебе перезвоню.

Я положила трубку и посмотрела на адресник. Какой-то странный код. Такер, хороший мальчик.

– Значит, «хороший мальчик», да? Спорное утверждение. Ну что, Такер, давай послушаем, что скажут твои хозяева на то, что отпустили тебя гулять, – пробубнила я, набирая указанный номер.

Звонок был сразу же переведен на голосовую почту, и я услышала низкий мужской голос: «Джейсон. Оставьте сообщение».

Я продиктовала свой номер, повесила трубку и покачала головой, увидев, как пес продолжает расплескивать воду на кухонный пол.

– Ты, наверное, еще и голодный. Так, собачьего корма у меня нет, поэтому придется сходить в зоомагазин.

В машине, возможно, остался лимонный кекс из «Старбакса», но, скорее всего, он давно засох.

Поводка у меня тоже не было, поэтому пришлось взять пояс от черного халата «Виктория Сикрет», который Брэндон подарил мне на Рождество незадолго до аварии. Такер тут же принялся его грызть.

Превосходно.

В «Петсмарте» я попросила ветеринара проверить, есть ли у собаки чип. Чип был, но номер оказался тем же, что и на бирке. И никакого адреса.

Вся эта ситуация была настолько не к месту. Я то и дело проверяла, включен ли звук на телефоне.

Ни звонков, ни сообщений.

Я перебирала в голове немногочисленные варианты развития событий, как вдруг Такер – вишенка на торте – сделал лужу прямо в ветеринарном кабинете.

Врач невозмутимо глянула на пол. Вытащила из диспенсера несколько бумажных полотенец и, не отрывая глаз от карты, протянула их мне. Такер спрятался под стул и выглядывал оттуда с виноватыми щенячьими глазами.

– Еще он ел траву. – Я присела и положила полотенца на лужу. – Мне кажется, у него болит живот.

– Вероятно, у него воспаление мочевого пузыря. Нужно сделать анализ мочи.

Я резко подняла голову, отрываясь от лужи.

– Постойте, я? Вы хотите, чтобы я еще и за анализ заплатила? Шутите? Это даже не моя собака.

Она пожала плечами.

– Как скажете, но имейте в виду: воспаление означает недержание. Завтра выходной, и, если хозяева не найдутся, прием в клинике обойдется дороже. К тому же, скорее всего, ему больно. Если анализы вам не по карману, отдайте собаку зоозащитникам. Они ее вылечат.

Питомник – не вариант. А мысль о боли вообще выводила меня из равновесия. С моим везением пес наверняка останется у меня, а завтра я снова приеду сюда, заплачу в два раза больше и буду умолять врача сделать так, чтобы пес больше не писал. Я почесала глаза.

– Ладно. Анализ – так анализ. Может, потом хозяин вернет мне деньги?

Господи, завтра еще не началось, а я уже заранее устала.

Звякнул телефон, и я уныло посмотрела на экран.

Дзынь.

Я фыркнула. Она пыталась меня рассмешить. Кристен со своим мужем Джошем сегодня присматривали за Слоан. Повышенная готовность, красный код. Присматривали за мной, чтобы я совсем не расклеилась.

Может, они поступают верно?

Отдав двести долларов и выявив дорогущее воспаление мочевого пузыря, а также прихватив с собой собачий антибиотик, мы наконец покинули клинику. Помимо денег, оставленных у ветеринара, пришлось еще купить поводок и небольшой пакет собачьего корма. Если Такер ночует у меня и пробудет еще завтрашний день, то без всего этого никак не обойтись. Ах да, еще жевательную косточку и мячик, чтобы ему было чем заняться. Не хочу, чтобы этот тасманский дьявол разгромил мне весь дом.

Я не знаю, какой он породы. И забыла спросить у ветеринара. Пес похож на маленького золотистого ретривера. Не удивлюсь, если он окажется наполовину енотом. Он явно немного диковат. Ну какая нормальная собака будет запрыгивать в машину через люк на крыше?

Какой бы породы он ни был, я не собираюсь тратить на него весь день.

Сегодня я должна была быть с Брэндоном.

Поставить у памятника бутылочку виски «Вудфорд Резерв». Расстелить на траве у его могилы одеяло, сидеть и рассказывать ему, как сильно скучаю, насколько хуже стал мир без него, как пусто у меня внутри и со временем лучше совсем не становится, что бы мне ни обещали.

Восьмого апреля – два года со дня аварии. Не дата смерти – он прожил еще месяц, прежде чем сдаться, – а день аварии. Именно в этот день закончилась его жизнь. Закончилась моя жизнь. Он так и не пришел в себя. Поэтому сегодня – особая дата.

Хотя календарь припас для меня немало таких дней. Декабрь, когда Брэндон сделал мне предложение. Его день рождения. Мой день рождения. Праздники, день свадьбы, которая так и не состоялась. Да весь год для меня – словно минное поле из тяжелых дней. Только переживу один день, как накатывает другой, потом – следующий, и так целый год.

Еще один год без него.

Но сегодня я решила отвлечься. Съездить на кладбище, а потом заняться своими делами. Дорисовать картины. Съесть что-нибудь полезное. Пообещала себе не спать днем, как весь последний год. Решила, что теперь апрель больше не будет для меня пахнуть больницей и ассоциироваться с неподвижными зрачками и пикающими аппаратами, данные на мониторах которых так и не изменились.